Ничтожный владыка демонов

Глава 1

Порыв ветра швырнул мне за шиворот ворох снежинок, оседлавших брезентовый козырек пустой палатки, под которой мы укрылись. Губы девушки дрогнули, окруженные облачком пара. Ее кислотно-желтая куртка выжигала глаза, но выше я взглянуть не решался. Я не шевелился, чувствуя, как растаявший снег ледяной змейкой стекает по спине. Мое первое признание в любви.

— Прости. Ты хороший, но… — протянула Настя. — Давай просто дружить, как и раньше? Ты просто слишком правильный для меня, понимаешь?

Я что-то промямлил. Язык совершенно не слушался. Рука помимо воли дернулась, будто пытаясь схватить обратно слова признания. Щеки приобрели свекольный оттенок, а плечи опустились. Я стремился занять как можно меньше места, прячась от давящего чувства неловкости.

— Думаю, ты еще найдешь своего человечка, — сказала Настя, разворачиваясь. — До встречи. Ну, в универе.

Она развернулась и быстро пошагала по заснеженной дорожке, но резко остановилась через пять шагов и, медленно, почти нехотя обернулась.

— Слушай, можешь одолжить на такси? Я кошелек дома забыла.

— Конечно, прости, что так неожиданно позвал тебя, — промямлил я, подбегая к ней.

Кроссы у меня не ахти. Стоптанная подошва проскользнула, и я почти упал, но Настя успела поддержать меня за локоть.

— Ну аккуратней надо быть, Митюш, — сказала она, принимая смятую купюру. — Ты эти кроссы еще со школы таскаешь…

Настю прервал зазвонивший телефона. Она быстро улыбнулась и ушла, отвечая на ходу:

— Вы че без меня начали? Танька в сопли уже, ты реально?

Не желая выглядеть нищебродом, я просто отдал ей тысячу, оставленную на совместный ужин в кафешке.

Я замер на месте, ощущая, как по щекам катятся дурацкие слезы. Хотелось стоять вечно, пока полностью не превращусь в сугроб.

Долго изображать статую у меня не вышло. Чувство вселенского одиночества растаяло, уступив место сквозняку в дырявых ботинках. Снег выпал так неожиданно, что пришлось одевать старую обувь вместо начищенных парадных туфель.

Я брел по парку, чувствуя, как ноги превращаются в ледяные костыли. Хотелось жалеть себя, но на таком морозе не получалось. Страдать от душевных переживаний лучше в теплой комнате, с кружкой какао и пледом.

Странно. Выход из парка все никак не становился ближе, я все шел и шел по заметенной снегом дорожке. На телефоне нет сигнала, но прошло уже больше двадцати минут после встречи с Настей.

Осмотревшись, я растерянно остановился. Где я? Основная дорога уходила в слепящую белизну снега, исчерканную черными стволами деревьев, боковые ответвления раскинулись огромным пересекающимся лабиринтом узких тропинок.

Многоэтажек, плотным кругом обступивших парк отчего-то не видно.

Даже если забрести в старую часть, то серые гиганты зданий нависали над головой, портя пейзаж. Территорию парка только на моей памяти сокращали трижды, едва ли можно заблудиться в оставшемся клочке.

От испуга я побежал. Сил хватило на минут десять, потом зацепился ногой, и проехался на пузе по льду. Ничего не изменилось. Лишь вечерний сумрак еще больше сгустился, накрыв парк лиловой дымкой.

Сердце бешено колотилось, даже не от бега, а от осознания неправильности, невозможности своего положения. Может я сошел с ума после отказа? Мой дядя страдал шизофренией, периодически спасаясь от слежки спецслужб, выходит и мой черед пришел?

Я поднялся и снова пошел. Другого варианта не было. Не лечь же замерзать в сугроб? Довольно скоро на дороге показалась фигура человека в длинном пальто. Вне себя от радости, я побежал к нему.

Какой-то странный. Он что хромой или пьяный?

Незнакомец ковылял и пританцовывал, будто снег жег ему стопы. Иногда он заваливался на левый бок, но всегда успевал подставить трость. Уже находясь в двух шагах от него, я заметил, что опирался он вовсе не на трость, а на короткое копье. Серый наконечник с хрустом пробивал ледяную корку на тротуаре, спасая человека от падения.

— Послушайте, не подскажете, как выйти из парка? А то я вроде как заблудился.

То ли шестое чувство, то ли интуиция остановила меня, не дав подойти к странному прохожему ближе. С рычаньем он резко обернулся, выбрасывая копье в мою сторону. Следом рванул ручной фонарь, который он замахнулся левой рукой, словно освещая воздух.

Острие толкнуло меня в плечо, прошло куртку и больно кольнуло в кожу. Какого черта? От неожиданности я отпрыгнул назад, но человек сделал широкий шаг, нанося следующий удар. Снова взметнулся фонарь, будто он высвечивал каждое свое действие, находясь в полной темноте.

Копье прошлось по виску, сдирая кожу. Я заорал и упав на четвереньки, как зверь прыгнул в сторону, врезаясь в сугроб. Ослепнув от ужаса, рванул не глядя, зацепив плечом фонарный столб, и снова упал. Человек развернулся на звук. Его лицо было замотано в тряпки, оставляя узкую щелочку, где бешено крутились в орбитах бельмастые глаза.

В два шага он подскочил ко мне и снова занес фонарь. Я всхлипнул, ощутив, как за шиворот схватилась рука. Слепец легко поднял меня и ткнул светильником прямо в лицо, обжигая щеку выплеснувшим маслом.

Его правая рука двинулась, отводя копья. Время будто замедлилось. В этот момент все чувства обострились, давая мне ощутить смрад коптящегося жира в фонаре, разглядеть жидкие серые волосы человека с белыми точками гнид и крупными вшами, краешек провала на месте переносицы, почерневшие пальцы, выщерблины на пористом металле наконечника. Копье медленно двинулось, следуя за хрустом плечевой кости слепца и его гнилым выдохом. Я сейчас умру?

Говорят, что в такие моменты жизнь пролетает перед глазами? Но я ничего не мог вспомнить. Вся жизнь походила на белый шум неисправного телевизора, и вот сейчас запищит надпись «Нет сигнала», но я все равно ничего не могу вспомнить. Что я вообще сделал в своей жизни? Ждал? Ждал шанса, просто плывя по течению? Лучше и не скажешь.

Все упущенные возможности, все нереализованные желания вспыхнули и погасли, оставив меня наедине с пустотой, куда я сейчас отправляюсь. Но что еще ужаснее, они успели ужалить меня сильнее, чем может любое оружие, полоснув по душе злостью на себя и едким сожалением.

Остался только животный страх перед смертью, повинуясь которому я добросовестно опустошил кишечник и мочевой пузырь.

— Бей! Ногой! По копью! — в голове раздался голос.

Подчинившись ему, я в последний момент зацепил носком ботинка древко, и отклонившееся острие просвистело возле лица. Слепец зарычал.

— Бей! Пальцем в глаз!

Указательный палец вошел в теплое желе, на две фаланги погрузившись в глазницу.

— Двумя ногами в грудь!

Толчок ступнями в каменное тело пошатнувшегося незнакомца выбросил меня из его хватки.

— Право. Лево. Лево. Лево.

Голос командует мной, направляя в запутанном лабиринте. Обостренное восприятие вылавливает хромые фигуры, бредущие по дорожкам. Десятки, нет сотни хромоногих ублюдков! Чувствую, как остывающее дерьмо прилипает и отлепляется от штанин, медленно стекая по ляжкам, но даже это ощущение в сотни раз слаще грозившего мне небытия.

Сбоку появился черный силуэт и схватил меня, притягивая к себе, в укрытие раскидистого дуба. Он был огромен для человека, пах железом, гарью и кровью, растопившей снег вокруг.

— Ты пришел, смертный, — хватка ослабла, и я повернулся.

Существо не было человеком: с двумя-то рогами, черными глазами, и иссиня-черными крыльями, сложенными за спиной. Да и не живут люди с ранами, выставляющими напоказ биение сердца, гнавшего в разорванные сосуды темную кровь. На теле чудовища не осталось места не задетого порезом, ожогом, дырой от копья или стрелы. Демон?

— Мне осталось недолго, — со словами из его губ выходила пенистая кровь. — Тебе тоже не уйти, с дрянной кровью. А вместе можем попробовать улизнуть.

Демон прикрыл глаза и замолчал. Я собрался тронуть его за когтистую руку, боясь, что он испустил дух.